Рак и альтернатива альтернативе

[Валерия57]

«Не ждите, пока станет поздно», — онколог назвал три скрытых безобидных симптома, которые являются предвестниками рака
https://dzen.ru/a/aQmIjt7fun6G-jyU?from_site=mail
если ссылка не открывается, то под кат

Нажмите тут для просмотра всего текста

4 мин
Оглавление

Кашель, который засел надолго
Головная боль, которая не отпускает
Усталость, которую не убить сном

Мой знакомый врач рассказал историю. К нему пришла женщина — полгода кашляла, думала, аллергия. Оказалось, рак лёгких. Третья стадия. Она никогда не курила, вела здоровый образ жизни. Просто не придала значения кашлю.

Вот в этом и жестокость онкологии. Она прячется за обыденностью. Кашель? Да у всех бывает. Голова болит? Работа напряжённая. Устаёшь быстро? Кто сейчас не устаёт. Мы откладываем поход к врачу, пока не становится поздно.

Группа исследователей из Калифорнийского университета в Сан-Франциско (программа Cancer Early Detection and Interception, cancer.ucsf.edu) проанализировала тысячи случаев. Выяснилось: 70% пациентов замечали странные симптомы задолго до диагноза. Но думали — ерунда, само пройдёт.

Сегодня расскажу про три симптома, которые выглядят безобидно, но могут быть первым звоночком. И объясню, почему две недели — та граница, когда пора к врачу.
Кашель, который засел надолго

Обычная простуда уходит за неделю. Кашель может побыть чуть дольше — это нормально. Но если прошло две недели, а он всё ещё с вами, причём без температуры и насморка — задумайтесь.

Знаете что? Каждый пятый случай рака лёгких — у некурящих (American Cancer Society, cancer.org). Грязный городской воздух, пассивное курение, радон в старых домах — факторов хватает.

На ранних стадиях рак лёгких молчит. Кашель начинается, когда опухоль раздражает бронхи. Поймаете на этом этапе — шансы несопоставимо выше.

Особенно насторожитесь, если кашель идёт вместе с осиплостью голоса, дискомфортом в груди или вы вдруг похудели без диеты. Но даже если кашель один — две недели, и к врачу. Не месяц ждать.
Головная боль, которая не отпускает

Голова болит у всех. Стресс, компьютер, недосып. Выпили таблетку — вроде полегчало.

Другое дело, когда боль каждый день. Больше двух недель. И таблетки помогают ненадолго или вообще не помогают.

Специалисты UCSF прямо говорят: такая боль может указывать на образование в мозге (ucsfhealth.org). Причём не всегда это резкая, невыносимая боль. Часто просто тупое, ноющее давление. Или усиливается по утрам, когда встаёте.

Сам мозг не болит — там нет рецепторов. Болят оболочки, сосуды, которые сдавливаются. Растущая опухоль создаёт это давление.

Интересный факт: головная боль как единственный симптом встречается всего у 2-8% больных с опухолями мозга. Но если добавляется размытое зрение, головокружение, тошнота по утрам, проблемы с координацией — это серьёзный повод для МРТ.

Не надо паниковать после каждой головной боли. Но если она упорная, стойкая, больше двух недель — идите к неврологу.
Усталость, которую не убить сном

Устали все. Это аксиома.

Но есть усталость нормальная — отдохнул, и порядок. И есть другая. Спишь по 9 часов, берёшь выходные, отпуск — а чувство разбитости не уходит. Встать с кровати — подвиг.

Исследование в PMC (White B et al., 2023, pmc.ncbi.nlm.nih.gov) показало: у людей с необъяснимой хронической усталостью риск найти онкологию в течение года резко выше. Особенно лейкемию, лимфомы, рак лёгких.

Почему? Раковые клетки жрут ресурсы организма — глюкозу, кислород, аминокислоты. Обкрадывают здоровые ткани. Иммунитет пашет на износ. Плюс при некоторых раках нарушается выработка эритроцитов — развивается анемия, и человек буквально задыхается на клеточном уровне.

Если усталость идёт вместе с потерей веса, ночной потливостью (просыпаетесь в мокрой пижаме), температурой 37-37,5°C без причины, увеличенными лимфоузлами — не тяните.
Секретный маркер, о котором молчат

Сейчас расскажу то, что редко попадает в популярные статьи.

Повышенные тромбоциты в крови. Вы этого не почувствуете. Но если сдавали общий анализ и там обнаружили тромбоцитоз — не спешите успокаиваться.

Исследование в JAMA Network Open (Giannakeas V et al., 2021, jamanetwork.com) шокирует: у 50% пациентов с неожиданным повышением тромбоцитов в течение года находят рак. Чаще всего лёгких, кишечника, желудка, яичников.

Опухоль выделяет вещества, которые заставляют костный мозг штамповать тромбоциты. Плюс хроническое воспаление от опухоли тоже их поднимает.

Если в анализах тромбоциты выше нормы, и это не связано с травмой, инфекцией или операцией — серьёзный разговор с врачом обязателен (British Journal of General Practice, Bailey S E R et al., 2017, bjgp.org).
Почему именно две недели?

Две недели — это срок, за который острые состояния проходят сами. ОРВИ, бронхит, последствия стресса. Симптом держится дольше — он становится хроническим. А это уже другая песня.

Цифры отрезвляют. Рак лёгких I стадии — выживаемость 60-70%. IV стадия — меньше 10%. Видите разницу? И часто её определяют месяцы промедления.

Онкологи программы CEDI при UCSF говорят: раннее выявление — главное оружие против рака. Если симптом есть и не проходит больше двух недель — ждать опасно.
Что делать?

Не паникуйте. Большинство симптомов имеют банальные причины.

Но и не игнорируйте. Узнали себя — записывайтесь к врачу. Терапевт, пульмонолог, невролог. Опишите симптом, подчеркните: больше двух недель, не проходит. Врач назначит обследование.

Любые стойкие изменения в самочувствии заслуживают внимания. Это не паранойя. Это забота о себе.

[Валерия57]

Врачи в*Кировской области спасли беременную с двумя опухолями




10 ноября, 2025.






Благодаря сложным операциям медики сохранили жизнь матери и ребенка

https://www.pravmir.ru/vrachi-v-kiro...ya-opuholyami/

[Валерия57]

«Будет умирать — не звоните», — сказала мать, когда привезла дочь в детский хоспис

Психолог Лариса Пыжьянова — о вине и прощении
https://www.pravmir.ru/budet-umirat-...etskij-hospis/

если ссылка не откроется, то под кат
Лариса Пыжьянова — психолог Елизаветинского хосписа, до этого она много лет работала кризисным психологом МЧС. Она находится рядом с детьми, которые уходят из жизни, помогает их семьям в последние дни, недели, а иногда и месяцы. «Правмир» публикует отрывок из ее книги «Не всякая вина виновата: Как простить себя и жить в гармонии», которая недавно вышла в издательстве «Альпина Паблишер».*





1.

Нажмите тут для просмотра всего текста

К нам в хоспис приехала девочка на программу помощи в конце жизни. Она еще могла ходить, хотела и могла общаться, хотя только через переписку, так как у нее стояла трахеостомическая трубка. И вообще она оказалась очень умной, начитанной и художественно одаренной. А вот ее мама прямо с порога заявила, что с дочерью находиться в хосписе не планирует и не будет. У нее много работы, есть еще один ребенок, которого надо содержать, и съемная квартира, за которую надо платить. И помогать ей некому. Поэтому приезжать она, конечно, будет один-два раза в неделю, но только на пару часов. И когда дочь будет умирать, тоже не надо звонить — она не приедет. «Позвоните, когда умрет, я приеду и подпишу все необходимые бумаги».
С подобным мы столкнулись впервые и поэтому не поверили, что такое вообще возможно: мать оставляет в хосписе ребенка одного. Более того — оставляет дочь умирать в одиночестве. Мы использовали все аргументы и способы, чтобы донести до мамы: так нельзя, она не имеет права бросить дочь в конце жизни, она себе этого никогда не простит. «И как же дочь? Каково ей будет умирать одной, без мамы, среди чужих людей?» Все было бесполезно. Мама развернулась и уехала.
Девочка прожила у нас несколько месяцев. Мы все привязались к ней, старались, чтобы она не чувствовала себя брошенной. Кроме няни с ней практически всегда был кто-то из сотрудников. Мы общались, читали, смотрели фильмы, занимались творчеством. Она талантливо рисовала и вообще много чего умела делать руками.*

А потом она умерла. И рядом с ней не было мамы, но были все мы, работавшие в тот день сотрудники хосписа. А еще случайно (случайностей не бывает!) именно в это время приехал священник, с которым она очень сблизилась, пока была в хосписе. И он стоял у постели умирающей девочки и молился о легком исходе ее души. А мама приехала, когда в хоспис уже прибыла полиция, чтобы зафиксировать смерть. Мама подписала документы и уехала. Больше мы ее не видели.
Потом она забрала тело дочери из морга, но с нами не связывалась, «сердечко» с именем своего ребенка на аллее памяти не повесила и о дне памяти не спросила. Ее отношения с хосписом закончились, по сути так и не начавшись.
Безусловно, мы ее не поняли. И осудили. Мы все были на стороне ребенка.*

Но много позже, вспоминая и переосмысливая эту историю, я четко поняла: если бы она могла остаться с дочерью, она бы осталась. Но она просто не могла. Предел ее прочности был пройден.


Девочка родилась в результате экстренного кесарева сечения. Никто не верил, что она выживет, но она выжила. А потом у нее диагностировали рак. И началась борьба за ее жизнь. Отец девочки их оставил. Мать сняла квартиру в Москве, потому что светлые промежутки ремиссии становились все короче, а проявления болезни, ее лечение и восстановление все тяжелее. Только она знает, сколько раз ее бросало от надежды к отчаянию и от отчаяния к надежде. Сколько сил, средств, энергии, веры она вкачивала в дочь, чтобы та продолжала жить и бороться с болезнью. А потом болезнь победила окончательно. Победила не только девочку, но и ее мать. Эта сильная женщина поняла, что больше не может быть сильной. Бороться за жизнь дочери долгие годы могла, а принять ее смерть не в силах. И в этом нет ее вины. А есть только ее огромное горе и безысходность.
2.
Эта история имела продолжение. После семинара, на котором я представляла этот случай, ко мне подошла женщина и сказала: «Прямо сейчас вы избавили меня от чувства вины, с которым я жила много лет. Мой сын много лет болел тяжелым неизлечимым заболеванием. Мы жили вдвоем. Я очень его любила и очень преданно ухаживала за ним. А он любил меня и был самым лучшим, самым заботливым сыном. Я не хотела думать о том, что он умрет раньше меня. Я сама врач, поэтому делала все возможное и даже невозможное, чтобы продлить его жизнь. Но наступил предел. Его организм исчерпал все ресурсы, сын умирал и знал об этом.
Ему было 27 лет, он был взрослым человеком с высоким интеллектом. В больницу он ехать отказался, потому что современная медицина больше ничем не могла ему помочь, и врачи ему об этом неоднократно сообщали. Мне на помощь приехала сестра. Мы по очереди дежурили, не спали. И вот я как врач поняла, что мой сын подошел к последней черте и у него скоро начнется агония.
Тогда я сказала: «Мне срочно надо забрать документы. Я быстро». И буквально выбежала из квартиры. Меня никто не стал останавливать — ни сын, ни сестра. Никакие документы мне, естественно, забирать не надо было. Я просто поняла, что не могу видеть агонию и смерть сына. Не могу при этом присутствовать, не выдержу. Я просто шла и шла, держа в руке телефон, и ждала, когда позвонит сестра со словами: «Все, его больше нет». И она позвонила через два часа.*

Меня практически сразу накрыла страшная вина. Я бегом бежала назад, упала на колени перед кроватью, рыдала и просила сына меня простить за то, что я его бросила в самый страшный миг. А он лежал очень спокойный и с улыбкой. Сестра обняла меня и сказала: «Не вини себя. Твой сын очень любил тебя. Он держался, сколько мог, он ждал, когда ты уйдешь, чтобы ты не видела его смерти, чтобы окончательно не разбить твое сердце. Он очень легко умер. Смотри, он улыбается». Но я тогда не услышала сестру, не поверила ей. Подумала, что она меня жалеет и поэтому так говорит — чтобы утешить.
Все годы я жила с мыслью о том, что ни одна мать не имеет права так поступить. И не прощала себя. А теперь простила, потому что поняла: я тогда тоже дошла до своего предела. Я готова была до конца своих дней быть рядом с больным сыном и ухаживать за ним, но видеть, как он умрет… Нет, это было невозможно. Я действительно не могла. А еще я подумала, что сестра сказала мне правду тогда. Мой сын очень любил меня. И знал, что его смерть — самое страшное для меня. Поэтому не просил меня остаться, когда я уходила от него в тот день. Он все понял и пожалел меня, отпустил. Защитить меня от вида своей смерти — это была его забота обо мне, его любовь, последнее, что он мог для меня сделать. И я ему за это бесконечно благодарна».
3.
А вот еще одна похожая история. У нас в хосписе от неизлечимой формы злокачественного внутричерепного новообразования умирала 11-летняя девочка. Еще не так давно активная, красивая спортсменка с очень здоровым и сильным организмом. Может быть, именно поэтому до последних минут жизни она находилась в ясном сознании.*
У нее была какая-то особенная личная симпатия к нашему главному врачу. В тот день она задала вопрос именно ей: «Ирина Владиславовна, мне кажется, что я сегодня умру. Это правда?» Та подтвердила, что это действительно может произойти сегодня. Девочка сказала: «А вы можете не уходить сегодня домой? Можете остаться здесь? Я не боюсь умирать, но мои родители… Мне так их жалко. Я не знаю, что с ними будет, когда я стану умирать». И врач осталась.

Примерно за полчаса до своей смерти девочка шепнула врачу, которая сидела рядом: «Отправьте, пожалуйста, моих родителей из палаты.


Они плачут, а я уже не могу, мне так тяжело. Скажите, пусть идут в храм и молятся обо мне. Не надо им видеть, как я умру».*
Когда родители услышали от врача, что дочь просит их молиться за нее в храме, они вскочили и практически бегом бросились по коридору к хосписному храму. Девочка улыбнулась и сказала: «Вот теперь хорошо… Позовите их только тогда, когда меня не станет». Так и произошло.*
Родители тоже все поняли. Уже потом, когда прощались с нами и благодарили за все, что мы делали в хосписе для дочери и для них, они отдельно обратились к главному врачу: «Дочь очень любила и жалела нас. Мы только сейчас поняли, что она специально отправила нас в храм, чтобы мы не видели, как она умирает. И спасибо вам, что вы тоже это поняли и пощадили нас. И что дочь умерла не одна. Вы были рядом, и с вами ей было спокойно».

Читайте на Правмире: https://www.pravmir.ru/budet-umirat-...etskij-hospis/